Пробыл на войне год, пока не списали по профнепригодности. Делали это люди, которые ни черта не смыслили в медицине, накупив себе дипломов. А сердце вопреки выданным справкам тащило назад. Не знал другой жизни, кроме как резать тех, кто почти лишился, и зашивать тех, кто ещё мог послужить. Не замечал, что с каждым новым днём, проведенным на фронте становится без эмоциональной машиной, которая видит перед собой только цель. Действительно был проф. непригоден, только не для службы, а для нормальной жизни в обществе. Война дала цель, которой следовал беспрекословно и даже в какой-то момент, когда притащили пленных, штопал и их, потому что неважно кто, важно чтобы выжил, пускай даже через неделю получит пулю в лоб. Тогда уже это не его будут заботы, потому что и так сделал все, что мог.
Война отнимала краски жизни, выворачивая наружу внутренностями, играя в русскую рулетку и всегда выигрывая. Все же у неё всегда было больше опыта, чем у всех тех, кто осмеливался согласиться на ее условия. И только редких смельчаков, безрассудных в своих действиях и тем примечательных, она оставляла в живых. Ей не нужны были ни героизм, ни самопожертвования. Их она ломала в первую очередь, перемалывая и выплевывая нелицеприятным комом мяса и крови. А если выживали, оставались немощными до самого конца своей неполноценной жизни.
Война была не чудовищем, но чудовищной машиной, которая всегда была рада тому, что ее по неосторожности своей завели. Она высилась над миром тенью не чёрной, но вполне себе осязаемой густой и вязкой массой, в которую всех кому не посчастливилось, затягивало огромными клешнями. Мужчины, женщины, мужья, жены, дочери и сыновья. Ей было все равно на равенство и не равенство полов и то, что дети - непорочные и невинные существа.
Люди винили друг друга, но нужно было винить самих себя в том, что не могут остановиться. Он винил себя за то, что был, слаб, что когда нужно было спасать лазареты, спасал себя, оправдываясь тем, что с раной в боку, через которую высыпались внутренние органы, не смог бы помочь никому. Потом стало поздно. А затем все равно. И он не мог сломать Машину, хотя и не прочь был попробовать. Но кто станет слушать голос одного, когда вокруг кричат другие?
Причины были, и у всех разные: корысть, желание защитить близких, Родину. Но этим умело пользовались, потому что человеческий страх лучшее оружие массового поражения. И теперь не осталось никого, кто хотел бы "Победить не побеждая", делали потому что "Убивай или будешь убит", причём мог бы быть убит своими же за дезертирство. Мудрость, написанная тысячелетия назад сейчас применялась только для словесных баталий ради достижения бизнес-целей.
Война была чудовищной машиной, которая рыла землю, вгрызаясь так глубоко и часто, что нельзя было пройти, не упав в яму. То, что там видели, зависело от самого человека, но в общем целом обнаруживались внутренности планеты, щедро сдобренные приправами из перемолотых костей и залитые соусом из крови. Главное блюдо - мясо по-человечески в собственном соку.
В какой-то момент он просто нажрался столько, что не лезло в глотку, а выблевывалось обратно. С легкими и желудком. Кишками, что лезли из той самой раны, и сердцем, большим похожим на кусок угля. А рядом были такие же, кто уже просто не мог принять больше и им тогда, как уткам для Фуа-гра, насильно впихивали, чтобы потом так же проглотить и выплюнуть. Жри, молчи и сражайся. Его же хоть и оставили в покое, но послевкусие осталось. Медно-соленое и приторно-сладкое. До судорог в отрезанной наполовину руке. До скрежета зубов, когда видел жалость в чужих глазах. Хотелось убивать людей просто потому, что он не заслуживал такого обращения. А в оправдание то, что "Война меняет людей" и вообще "Посттравматический синдром". На самом деле нет. Им просто показывали, как одни ненавидят других. Причины при этом не важны. Важно только то, что здесь и сейчас каждый получит то, что заслужил. При этом судить "Без вины виноватых" берутся те, кто "Бог весть".
Война она как Смерть, приходит тогда, когда не звали. Тихо так, внезапно и не предупреждая, потому что ей так хочется. Как любовница, которая, вроде как, и хотела заскочить, но выбрала для этого не самый лучший момент, встретившись у порога с женой, что звали Смерть. И вот они стоят перед тобой, и ты понимаешь, что сейчас у тебя будет самый лучший секс в жизни, но последний. Ты думаешь, что он того стоит, но на самом деле ничего нового не получаешь. Смерть уходит к следующему, потому что у неё гарем из таких, как ты, а Война - шлюха и она идёт к любому, кто готов заплатить. И, в конце концов, перед самым уходом, до тебя доходит одна простая истина, что эти двое - любовницы, которым ты нафиг не сдался, поэтому они и избавляются от тех, кто в этом мире лишний, таких, как ты.
После марафона этих двоих не остаётся толком ничего. Люди учатся жить заново, потеряв все, что имели. Он тоже учился, хоть и был на самом деле теперь никому и не для чего ненужный. Но ведь служил, а значит, как вечное напоминание, теперь будут отчисления, которые не вернут ему, ни потерянной руки, ни глаза. Ему посчастливилось переспать только с одной, но взамен она взяла его руку, сказав, что он больше не сможет спасать людей, так как они этого не стоят. И взяла глаз, потому что он с ним был слеп наполовину, а так хоть стал зрячим полностью. Она ушла, напоследок сказав, что если он захочет, то придёт к нему снова, но тогда придёт не одна, потому что в их случае "Повторение не мать учения", а "Дважды в одну реку не пронесет".
Больше нет войны; война есть всегда. Ее можно остановить; ее никто и никогда не остановит. Кричи о мире хоть тысячу лет, будь тем, за кем идут в гармонии и спокойствии, но всегда она где-то рядом. И это будет все тоже чудовище, с теми же последствиями, не важно, что ты делаешь и как относишься. Ты можешь избежать ее единожды, дважды, трижды, но каждый раз она будет в одной десятитысячной дюйма от тебя, поджидать и ставить ловушку, чтобы, в конце концов, именно ты угодил в ее мясорубку. Война… она никогда не меняется.
- Здравствуй, Дорогая, - говорит он, когда на горизонте вспыхивает зарево артиллерийского огня, а в дверь стучаться до боли знакомые руки. Она действительно вернулась и как обещала - не одна.