Все происходящее какой-то дурной сон. Все слишком неправильно. И поэтому он не может понять, почему следит за тем, как его отец целуется с Яном. Почему ему это нравится. И почему это возбуждает. То, что его возбуждает ситуация в целом Ник отрицает, что достаточно сложно делать, находясь настолько близко. К тому же, кажется, еще недавно он хотел сбежать. Ну, или попытаться найти способ сбежать.
Он, наконец, отпускает чужую руку, потому что кожа сравнялась температурой с металлом. Пальцы проходятся по протезу, переходя на живую часть предплечья и от нее к плечу, останавливаются они на чужой шее, зеркальным отражением руки старшего Риза. Ник ощущает очередное иррациональное желание. Он хочет, чтобы отец его снова поцеловал, потому что в прошлый раз сам Ник был не в том состоянии, чтобы оценить. В конце концов, у него же тоже есть право сравнивать? Но, когда картина перед его глазами распадается, единственное, что он успевает сделать, оставить след, где-то на чужой шее.
Ник ощущает чужой стояк в своей руке и еще один. Но сосредотачивается на том, который ближе. До которого можно дотронуться. И на который так явно намекает чужая рука на собственной заднице. Он же сам это начал и хотел узнать, как далеко может зайти. Так почему чужие слова, скорее вселяют неуверенность, нежели подстегивают к продолжению? 
[b]- Странно это слышать от того, кто еще некоторое время назад тебя отшил, - [/b]звучит прерывисто на выдохе, в то время как парень прикрывает глаза. Он знает, что если Ян продолжит делать так и дальше, Ник станет той еще похотливой блядиной. И все потому что шея Ника та самая стратегически важная зона на его теле, от которой он старается держать людей, как можно дальше. – [b]А потом засунул свой язык в твой рот. Дважды.[/b]
Ник откидывается спиной на грудь отца, насколько это ему позволяет положение в пространстве, которого почти нет. Он открывает глаза и смотрит на Яна с усмешкой. Это возвращает часть уверенности обратно. К тому же, он ощущает, как рука старшего Риза спускается по его, переплетает пальцы. Не то, чтобы ему нужна была именно такая поддержка от отца, но опять же он не может не смотреть, как обе их руки двигаются вдоль чужого члена, который они достали из чужих штанов.
Ник теряет опору в виде чужой груди, зато находит другую. Вернее она находит его сама в виде рук Яна, которые и заставили эту самую опору потерять. Стоит, наверное, возмутиться тому факту, что кажется, эти двое играют им, как канатом, но... 
[b]- Трижды, -[/b] успевает произнести младший Риз прежде, чем они снова целуются с американцем и кажется, Ник начинает привыкать еще и к этому. Но ему ли тут вообще жаловаться, когда он чувствует себя желанным? К чему он не может привыкнуть, так это к тому, что на его теле слишком много рук, а еще к тому, что за его спиной стоит еще один определенный человек. Конкретно к тому, что этот человек делает. Ник начинает задыхаться в поцелуе, ощущая укусы на шее, потому что шея у Ника все еще чувствительная. Он непроизвольно трется задницей о второй стояк, который, несомненно, требует точно такого же внимания, как и тот, что все еще находится в руках обоих Ризов.
[b]- Где-то на этом моменте я должен сказать, что вы у меня первые и попросить быть нежными? –[/b] у Ника уходит некоторое время, чтобы начать говорить после очередного поцелуя. Он, наконец, убирает руку с шеи Яна и перемещает ее за спину, путает в волосах отца, который все еще продолжает целовать его шею, но уже с другой стороны. И ему наконец выпадает шанс исполнить то самое желание. Он утягивает отца в очередной во всех смыслах грязный поцелуй.
Ник даже не сомневается, что это очередное представление для Яна, но ему все равно, его мысли заняты другим. А именно тем, что он в попытке проанализировать ситуацию приходит к достаточно тривиальному итогу. Он думает о том, что если уж ему суждено переспать со своим же полом, то данный вариант даже в каком-то смысле идеален. Его отец, насколько бы дерьмовым отцом он не был, не сделает ему больно. А то, что сейчас происходит, определенно делает старшего Риза еще более дерьмовым отцом, чем Ник его считает. Еще Фауст подозревает, что секс с человеком по имени Синнистер будет хорош, учитывая образ жизни, который тот избрал на жизненном пути. Впрочем, в Яне Ник тоже особо не сомневается. Вряд ли бы оба этих мужчины вообще стали бы настолько близки, не будь их предпочтения в сексе схожи. Да и до этого момента, Гамильтон не делал ничего такого, что не понравилось бы самому Нику. Поэтому у Ника нет причин не соглашаться на такой жизненный опыт, ведь у обоих его партнеров тот достаточно большой и они определенно лучше первого встречного в каком-нибудь баре. Куда младший Риз непременно бы завалился в очередном порыве напиться.
От размышлений его отвлекает то, что он едва успевает убрать руку, когда его нога оказывается чуть ли не на уровне талии Яна. И если он думал, что до этого момента ему было тесно и жарко, то он явно ошибался. А еще он ловит себя на мысли, что между ними слишком много слоев одежды. Впрочем это не мешает парню двинуть бедрами.
[block=hvmask][nick]Faust Rhys[/nick][status]Юрист[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/72/4f/366/460597.png[/icon]
[zvn]<center><a href="ССЫЛКА НА АНКЕТУ"><b>НИКОЛАС РИЗ ~22 </b></a></center> любимый сын почти настолько же любимого отца. Юрист-кость в горле[/zvn]
[/block]

Иногда, я размышляю, где находится та точка невозврата, зайдя за которую я действительно стану тем плохим человеком, которым считала меня моя мать. Учитывая ее старомодные взгляды на жизнь и все такое. Но понимаю, что в поисках ответа придется достичь этой точки невозврата. Бездна смотрит в тебя, когда ты смотришь в нее. Это – пугает. С другой стороны, приходит осознание, что это сродни страху смерти. В том, что этот страх скорее иррационален, ведь если со смертью все неизбежно, то в случае точки невозврата – относительно. Относительно того, кто смотрит. Относительно того, что ты будешь делать, как будешь себя вести. 
Как я себя веду? Очень хороший вопрос, учитывая, что в моих руках – чужая. А вокруг тесная машина, температура в которой повышается на несколько градусов. Не потому, что климат контроль пытается отогнать прочь промозглую погоду, а именно из-за расположения тел в пространстве. Несказанного подтекста. Несказанной правды. Правда, - такое же относительное понятие, как и все остальные – придуманные людьми. Мы не умеем иначе, нам нужно выделяться, нужно понимать, как отличить друг друга, ведь если все будут думать и говорить одинаково, то в чем смысл человечества? Человек – уникален. Каждый по-своему. Или мы опять же хотим так думать. Ответ на самом деле прост. Каждый человек уникален для другого человека. Именно так мы понимаем, что перед нами тот самый, единственный и неповторимый. Конечно, глупо звучит из уст врача, который должен быть приверженцем теории эволюции, но эволюция тоже совершает ошибки, как и все мы.
Я пытаюсь понять, в чем моя уникальность для нее. Что такого мог сделать мужчина, который бывал в ее доме, дарил подарки, и с самого начала был уже не один. Я не мог скрывать Эрика, да и не хотел. Пожалуй, то, что старший Шефферд так спокойно относился к нашему положению – было тем самым, что связало нас настоящей дружбой. Когда ты можешь вывалить всякое дерьмо на стол и обсудить его. Конечно, не в присутствии детей, но все же. В конце концов, когда мы познакомились, в семействе Ника было не так много детей. [i]Не было ее.[/i]
Не было той женщины, - именно это слово, а не какое другое, - что сидит передо мной может быть, - может стать? – уникальной для меня. Ответ приходит, как и всегда, в тот момент, когда ты его не ждешь. Чужими словами, брошенными в попытке возразить. Теми самыми, что не опровергают, а только подтверждают.
[b]- Конечно, нет, - [/b]парирую или же соглашаюсь. [i]Было бы однозначно проще, будь тебе все еще пятнадцать. Можно было бы и дальше бегать от ответственности и делать вид, что этого нет. Не так ли? Можно было бы обратить внимание твоего отца, закрыв тем самым себе дверь в чужой дом. Можно было бы сделать еще так много. Но нет, тебе не пятнадцать. Тебе достаточно больше для того, чтобы я перестал видеть перед собой ребенка. Хотя вот уж старческое упрямство, пытаюсь убедить себя в обратном. Или пытался.[/i]
[b]– Иначе мы бы здесь не сидели. [/b]– Добавляю, чуть склонив голову и прищурив глаза.  Это слово «дядя» должно быть тем самым словом, триггером для того, чтобы стена наконец достроилась. Но этого не происходит. Кажется, я так долго держался за него, что не замечаю, как оно стало обыденностью, или же чем-то большим, чем просто вежливым обращением одного человека к другому. Должно быть пощечиной, от которой отшатываешься, но оно наоборот притягивает. Как будто это слово придумали заново и вложили в него иной смысл. 
[i]Интересно, понимаешь ли ты это? Понимаешь ли, как оно действует на меня? Думаю, нет, ведь все твое внимание, все твои мысли сосредотачиваются на моих движениях. Я вижу это в твоих глазах, в языке тела. Так хочется сказать, какую-нибудь банальщину о том, что ты играешь с огнем, малышка, но не хочу рушить, не хочу спугнуть. А ты, ты оказываешься еще ближе. Пытаешься загнать меня в угол, не понимая, что загоняешь саму себя.[/i]
[b]- Доказать? –[/b] улыбка приходит сама собой, а я наклоняюсь в ответ, в очередной раз, минуя манящие девичьи губы. – [b]Уверена, что я хочу что-то доказать? [/b]– произношу на чужое ухо. Веду носом вдоль чужой шеи и останавливаюсь, так как мне мешает тот самый свитер. Мои руки все еще в чужих руках и конечно же я могу вернуть контроль над ними себе без особого труда, но сначала я хочу точно так же видеть чужую реакцию. Поэтому возвращаюсь к губам, едва заметно задевая своими кожу на чужой щеке. [b]– Просто, хочу дать тебе то, чего ты так желаешь.[/b]
Слова повисают в воздухе, тихие и спокойные. И только когда я произношу их вслух, понимаю, что было глупо убегать от самого себя. Того самого, кем я в целом являюсь. Удивительно, как люди придают огромное значение таким банальным вещам, как секс. Или же удивительно то, что я придавал этому так много значения по отношению к ней? А стоит ли вообще думать об этом теперь, когда уже все сказано и сделано? Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Такие же вечные вопросы, которые не приносят ответов. Мне становится даже смешно, и я подаюсь назад, не позволяя эмоциям выйти наружу. Не позволяя сократить то немногое расстояние, что отделяло наши губы. Еще рано.
[b]- Если долго что-то говорить человеку, то эта мысль захватит его достаточно сильно, [/b]- произношу, делая жест рукой. В каком-то смысле снова повторяю свои же слова, чтобы дать понять - никто не ослышался. [b]– Так зачем нам и дальше продолжать говорить и спрашивать, если можно сделать?[/b]
Я, наконец, мягко выпутываю руки из чужой хватки, но только затем, чтобы отстегнуть второй ремень безопасности, который отделяет меня от нее. Можно подумать, что я ее пугаю. Возможно, еще какое-то время назад все действительно было так, но сейчас, я скорее жду. Жду чужой реакции, чужого ответа. Но одновременно даю понять, что время на подумать есть только здесь и сейчас. Что в очередной раз никуда убежать не получится. Только если не рвануть под дождь на улице. Но в любом из этих вариантов, все закончится, как только прозвучат слова отказа. Как карета, что превратится в тыкву, когда часы пробьют полночь.

Джейден усмехается, глядя на Яна, который возмущается. О, он прекрасно помнит, насколько тому в действительности подобное не нравится. Но это ведь Гамильтон, который всегда все отрицает. Особенно, если то касается Риза. Занимательные наблюдения, которые лучше выкинуть из головы, так как следующие строки, которые приходят на ум Яну, отвлекают от тех самых мягких губ его сына. Синнистер сощуривается и на удивление не чувствует почти ничего. Не считая воздействия голоса Гамильтона. А потом над ухом он слышит другой голос, который звучит как будто одновременно со словами Байрона, но в тоже время, как будто на фоне. Как гимн одного определенного фантастического войска, где поют два хора. Один твердит тебе правильные вещи, а другой склоняет на ту самую сторону, где есть печеньки. И вот это Синнистеру нравится больше. Его, как это принято говорить у молодежи, вставляет. От звука голосов, от всех возможных смыслов в чужих словах, а так же от ощущений чужих тел под пальцами, потому что он не может заставить себя не трогать обоих своих внезапных любовников в этот момент.
И если Ян очень сильно хотел выбить его из колеи, то у него получилось добиться противоположного. Когда старшему Ризу стало совсем все равно, кто между ними. Точно так же, как ему все равно на камеры. И на тот факт, что кто-то может открыть дверь.
[b]- Share my thoughts if you will and guide me through. I am the kind of mind, who’s torn in two. Doctor Jackil or Hyde which one? just choose! Know I can be from hell or Moulin Rouge [/b]– тянет Риз в тот момент, когда их с Гамильтоном руки соприкасаются. Ему трудно не видеть чужие эмоции, поэтому Джейден улыбается. Возможно, они думают об одном и том, а возможно и нет. [b]- I’ll be yours and when you'll have me you'll be cursed because you love me. I've rehearsed every word of the sсene.[/b]
Ему приходится отвлечься от занимательной игры в подтексты. Синнистер пару раз моргает, когда Ян ловит его вторую руку. Уходит пара секунд на то, чтобы Ник потерял опору и оказался едва ли не буквально у них на руках. Ризу очень хочется поиздеваться над предусмотрительностью Яна, хотя стоит признать, что в этот раз вряд ли бы кто мог предсказать исход. Ник держится за его шею и этого хватает, чтобы освободить одну руку и залезть в брюки, на которых куча карманов. Идеальный вариант, когда идешь куда-то и не хочешь тащить с собой что-то хоть отдаленное напоминающее сумку. А именно ее обычно приходится брать, потому что есть один огромный минус, который не нравится Джейдену в стрельбище, да и стрельбе в целом – остатки пороха и масла на руках после. Из-за этого у него каждый раз с собой абразивная паста для удаления всей этой чертовщины, а так же обычный крем для рук, чтобы те не превратились в старческие после. Это конечно не смазка, но учитывая, что выбор особо не велик, то и так сойдет. 
[b]- Держи, - [/b]Риз давит крем на руку, а после перекидывает его Яну, отчего тот падает на живот парня между ними.
Джейден не может определить, что заставляет его быть нежным, несмотря на то, что ему хочется совершенно обратного. То, что он давно не был с кем-то настолько молодым? Или то, что это его собственный сын и что ему потом еще с ним жить? На фоне всей ситуации в целом, второй вопрос выглядит слишком незначительным. Первый же, звучит неправдоподобно. 
Он снова целует чужие плечи, шею. Что достаточно сложно, учитывая их общее положение в пространстве. Путает пальцы одной руки в волосах Яна, когда тот оказывается достаточно близко для этого. И переплетает пальцы другой, снова встречаясь на (в?) чужом теле.