Вверх
Вниз

Portas Inferi

Объявление

Введите здесь ваше объявление.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Portas Inferi » Все о Нас » Sinnister Young


Sinnister Young

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Синнистер Янг
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png
Sinnister

Возраст: 28 (06/06/1993);
Роль в постели: очень редкий универсал.

В Нефасе: с сентября 2020
Каста: доктора
Профессия: врач-хирург.
Уровень безумия: Ira
Сверхспособность: Аналитизм.

Рост: 199 см
Расположение клейма: под лопаткой.
Особые приметы: Вставать рано утром, в похмелье не самая лучшая идея. Ещё большая, увидеть в отражении своё зеркало и не справиться с приступом ярости, потому что никогда не хотел жалеть себя и не хотел чтобы это делали другие. Но правда всегда смотрит на тебя пристально внимательно из затуманенного алым зеркала. Увечье глаза, шрамы через все лицо. К счастью она не настолько наглая, что бы показывать другие на теле. Не такие страшные, но не становящиеся менее отвратительными. Их видно просто потому что высокий рост заставляет сгибаться пополам, чтобы облокотиться на раковину, отчего видно спину и бок, который был шит так же быстро, как и другие травмы на войне. Кто-то говорил, что надо бы избавиться от них, но руки не доходят.

Lupo by Banished-shadowhttps://68.media.tumblr.com/a4aeed791be57867c3b90683d655ccbc/tumblr_o7a702ueDf1unnp9fo1_400.png

БИОГРАФИЯ ДО ЛЕПРОЗОРИЯ
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png

Чудовище умерло; чудовище бессмертно. Его можно поймать; его не поймает никто и никогда. Охоться за ним хоть тысячу лет, оно всё равно избежит твоей хватки. его можно убить, раскромсать на части и рассовать по банкам с формалином, или разбросать по четырём сторонам света, но оно всё равно останется в одной десятитысячной дюйма от твоего поля зрения. И это будет всё тот же монстр, только с другим лицом. Я мог убить его, неважно, как. Я убью его в следующий раз, и потом, и снова, и у него каждый раз будет новое лицо, хотя монстр останется прежним. Монстр всегда остаётся прежним.

Что вы знаете о сером мире? Сером потому что на небе тучи, которые равными полотнами закрывают не менее серое небо. Мир, где хочется выблевать лёгкие, да и остальные органы тоже, просто потому, что ты понимаешь - играть в бога больше не выйдет. Трупы, трупы везде: на песке, на камнях и даже в воде. В голове все серое потому что мыслей уже нет, только доведенные до автоматизма действия из-за которых хочется оторвать себе руки. Те самые, что обязаны спасать жизни здесь в самом Аду.  На передовой нет места ни чувствам, ни боли. Только музыка чужих криков тех, кто ещё на закате веселился и пил не самое лучшее, что есть. Серый мир, это то, куда ты попал по окончании медицинского училища. Просто оперировать людей, что спокойно лежат под наркозом на столе было не интересно. Хотелось видеть агонии тех, кто точно обречен. Полевой врач, который должен зашивать тех, кого вытаскивали из-под тел других. А потом шитых-перешитых отправлять обратно в строй, или в пластиковый мешок. И ты делал это снова и снова, пока вокруг все не стало одноцветным и даже кровь потеряла свою уникальность.
А когда-то хотел быть пианистом. Все хвалили длинные пальцы на ловких руках. Ты мог делать то, для чего другие когда-то давно носили растяжки на руках. Был любимым сыном, который бросил все и даже мечту и все ради того, чтобы сказать себе - Я могу. Я могу зашивать трупы, копаться в кишках и видеть обреченность в глазах тех, кого спасти не удалось.
Еще тридцать лет назад тебя не существовало, но так как Бог был занят, - да и человека он создал, - твоя тетка работала по несколько смен на дню, то пришлось рожать матери. Отец, который отработал свое девять месяцев назад, стоял рядом и глядел на того, кто должен был стать наследником семьи, провести ее в лучшее будущее, но в итоге оказался самым большим разочарованием. Пожалуй это такой особо налаженный механизм судьбы, который срабатывает почти каждый раз, или дает сбой, потому что давным давно тот, кто его делал, был пьян. Тут дела обстояли так же. Подростковый бунт и тщетные попытки удержать в узде, красное, в сполохах черного, рвущееся наружу, чувство под названием гнев. Оно заставляло выходить наружу то уродливое, низкое и самое опасное, что вложили в человека при его появлении на планете. Существо, мало походившее на кроткого и спокойного мальчишку, который по выходным играл на пианино всем знакомым семьи. Вишенкой на торте были мысли, такие маленькие паразиты, которые мучают тебя постоянно и ты никак не можешь от них избавиться, потому что не видишь нет. Как в анекдоте про сусликов. Они есть, но ты не видишь. И это заставляет закрыться, отгородиться от всего мира стеной, потому что не хочешь чтобы родные заразились теми же паразитами, что и ты. Нет, сами по себе мысли не несут в себе зла, но и добра в них тоже нет. И когда желание побыть одному достигает своего апогея, то крепость рушиться, оставляя вокруг лишь поломанные кирпичи.
Попадая во внешний, неизолированный мир, из того, который был в детстве забываешь, кем ты был. Замок из воздушных шариков лопается о суровую реальность, потому что никто и никогда не любит тех, кто отличается. И есть два выбора: идти дальше и не замечать, оставаясь изгоем; или дать пинка под зад обидчикам и стать тем, с кем будут считаться. Проще выбрать первое, но второе всегда несет больше пользы. Хочешь жить - умей вертеться. Тогда мир еще не похож на серое марево, а имеет множество оттенков и красок, как полотно сюрреалиста, что ты видел в одной из галерей. Он полон жизни и это разительно отличается от того, что было дома, куда ты возвращаешься по окончании обучения.
Когда же все пошло не так. Когда колесо твоей жизни сбилось с пути и перестало крутиться в нужном направлении? В тот день, когда выбрал не родительский путь? Или когда в очередной горячей точке, враг решил пренебречь всеми правилами, как гласными так и не гласными и разбомбить лазарет. Что ты помнишь о том времени? Боль, которая холодным свинцом растекалась по венам? Или кишки, что вываливались из раны в боку подобно змеям из корзины? Была лишь одно цель - засунуть их обратно и заштопать бок прямо так. До скрежета сжимая челюсть и забыв об обязанностях. Такой упрямый чтобы просто так уйти. Мёртвые не могут помочь живым. Кредо на ближайшие сутки, которое должно было помочь тебе выжить и ты выжил. Как и те, кого так же смогли спасти. Вот только штопать и дальше раненых тебе запретили одной фразой - профнепригоден.
Что делать тому, кто наконец получил свободу? Судьба явно болела за тебя, но у неё были свои планы, как у женщины которая обыгрывает тебя в покер. Ты вроде как и выигрываешь, но засмотревшись на вырез платья в итоге оказываешься проигравшим. Так и ты. Быть хорошим хирургом и дальше не вышло. Вернуться к родителям не хотел, потому что стать ещё большим позором было бы совсем по скотски. И ты выбрал просаживать деньги на жизнь, полную выпивки, секса и сигарет. Ну и убитых зеркал, в которых все так же царствовал серый цвет.
Когда дверь в квартиру открывается, ты даже не шевелишься, глядя на себя в зеркало в ванной. Скрывать, что трахался с мужиком? Зачем, к тому же он уже и сам попался, пытаясь вылезти в окно. И если ему не повезло быть усыпленным, то ты садишься в машину сам. Теперь уже точно полностью порвав с семьёй.

ХАРАКТЕР
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png

Каждое утро я смотрю на себя в зеркало и вижу там тебя. Кривое, разрубленное на сотни кусков отражение. Что ты делал вчера? Что ты сделаешь сегодня? А завтра? Сколько еще я буду видеть это исполосованное зеркалом лицо?
Ты делаешь вид, что знаешь так много, но на самом деле не знаешь  ни черта. А я всего лишь маска, под которой глубоко внутри, в клетке, обмотанной цепями за тысячей замков, спрятано то, что в какой-то момент стало не важно. Не нужно. Холодная собранность снаружи и огненный, равный взрыву Везувия, смерч внутри. Ты разрываешь меня на части, возвращая в жизнь то, что я действительно хотел бы забыть.
Но за что я хочу сказать тебе спасибо, так это за то, что ты успеваешь спасти всех тех, кого не успеваю я. Я не опускаю рук, просто мне нужно больше времени на то, чтобы все продумать, а ты принимаешь решения моментально, думая о последствиях потом, когда все пройдет. Жить для тебя значит постоянно трахать каноны человечества снова и снова. Ломать спицы в, и без того кривых, колесах нашей судьбы и падать в обрыв. Безумец с холодными глазами, который на самом деле безумен на столько же, как и все человечество в целом.
И каждый раз, когда я хочу дать тебе по роже, я бью зеркало и понимаю, что я – это ты. Кровь течет из руки, но она не интересует меня, более интересны узоры, что расплываются по зеркалу паутиной трещин.
С холодной собранностью я кидаю испорченный предмет декора в коробку к собратьям по несчастью и достаю новое. Оно идеально, нет ни пятнышка. Только одно уродует его – ты. И снова кулак прилетает в зеркальную поверхность, которая с хрустом расползается паутиной.
Насколько вообще можно быть помешанным на себе, что не иметь интереса к окружению? И это даже не нарциссизм, скорее долбанная жалость к себе любимому, которую и себе показывать стыдно, не то что другим. Да и мир в какой-то момент стал до того серым, что скоро не останется контуров на полотне. Только один сплошной цвет остывшего асфальта.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

ПРОБНЫЙ ПОСТ
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png
ТЕМА ПРОБНОГО ПОСТА

ваш ответ

Как Вы нас нашли: спасибо божественной Фриде)

0

2

Чудовище умерло; чудовище бессмертно. Его можно поймать; его не поймает никто и никогда. Охоться за ним хоть тысячу лет, оно всё равно избежит твоей хватки. его можно убить, раскромсать на части и рассовать по банкам с формалином, или разбросать по четырём сторонам света, но оно всё равно останется в одной десятитысячной дюйма от твоего поля зрения. И это будет всё тот же монстр, только с другим лицом. Я мог убить его, неважно, как. Я убью его в следующий раз, и потом, и снова, и у него каждый раз будет новое лицо, хотя монстр останется прежним. Монстр всегда остаётся прежним.

Что вы знаете о сером мире? Сером потому что на небе тучи, которые равными полотнами закрывают не менее серое небо. Мир, где хочется выблевать лёгкие, да и остальные органы тоже, просто потому, что ты понимаешь - играть в бога больше не выйдет. Трупы, трупы везде: на песке, на камнях и даже в воде. В голове все серое потому что мыслей уже нет, только доведенные до автоматизма действия из-за которых хочется оторвать себе руки. Те самые, что обязаны спасать жизни здесь в самом Аду.  На передовой нет места ни чувствам, ни боли. Только музыка чужих криков тех, кто ещё на закате веселился и пил не самое лучшее, что есть. Серый мир, это то, куда ты попал по окончании медицинского училища. Просто оперировать людей, что спокойно лежат под наркозом на столе было не интересно. Хотелось видеть агонии тех, кто точно обречен. Полевой врач, который должен зашивать тех, кого вытаскивали из-под тел других. А потом шитых-перешитых отправлять обратно в строй, или в пластиковый мешок. И ты делал это снова и снова, пока вокруг все не стало одноцветным и даже кровь потеряла свою уникальность.
А когда-то хотел быть пианистом. Все хвалили длинные пальцы на ловких руках. Ты мог делать то, для чего другие когда-то давно носили растяжки на руках. Был любимым сыном, который бросил все и даже мечту и все ради того, чтобы сказать себе - Я могу. Я могу зашивать трупы, копаться в кишках и видеть обреченность в глазах тех, кого спасти не удалось.
Еще тридцать лет назад тебя не существовало, но так как Бог был занят, - да и человека он создал, - твоя тетка работала по несколько смен на дню, то пришлось рожать матери. Отец, который отработал свое девять месяцев назад, стоял рядом и глядел на того, кто должен был стать наследником семьи, провести ее в лучшее будущее, но в итоге оказался самым большим разочарованием. Пожалуй это такой особо налаженный механизм судьбы, который срабатывает почти каждый раз, или дает сбой, потому что давным давно тот, кто его делал, был пьян. Тут дела обстояли так же. Подростковый бунт и тщетные попытки удержать в узде, красное, в сполохах черного, рвущееся наружу, чувство под названием гнев. Оно заставляло выходить наружу то уродливое, низкое и самое опасное, что вложили в человека при его появлении на планете. Существо, мало походившее на кроткого и спокойного мальчишку, который по выходным играл на пианино всем знакомым семьи. Вишенкой на торте были мысли, такие маленькие паразиты, которые мучают тебя постоянно и ты никак не можешь от них избавиться, потому что не видишь нет. Как в анекдоте про сусликов. Они есть, но ты не видишь. И это заставляет закрыться, отгородиться от всего мира стеной, потому что не хочешь чтобы родные заразились теми же паразитами, что и ты. Нет, сами по себе мысли не несут в себе зла, но и добра в них тоже нет. И когда желание побыть одному достигает своего апогея, то крепость рушиться, оставляя вокруг лишь поломанные кирпичи.
Попадая во внешний, неизолированный мир, из того, который был в детстве забываешь, кем ты был. Замок из воздушных шариков лопается о суровую реальность, потому что никто и никогда не любит тех, кто отличается. И есть два выбора: идти дальше и не замечать, оставаясь изгоем; или дать пинка под зад обидчикам и стать тем, с кем будут считаться. Проще выбрать первое, но второе всегда несет больше пользы. Хочешь жить - умей вертеться. Тогда мир еще не похож на серое марево, а имеет множество оттенков и красок, как полотно сюрреалиста, что ты видел в одной из галерей. Он полон жизни и это разительно отличается от того, что было дома, куда ты возвращаешься по окончании обучения.
Когда же все пошло не так. Когда колесо твоей жизни сбилось с пути и перестало крутиться в нужном направлении? В тот день, когда выбрал не родительский путь? Или когда в очередной горячей точке, враг решил пренебречь всеми правилами, как гласными так и не гласными и разбомбить лазарет. Что ты помнишь о том времени? Боль, которая холодным свинцом растекалась по венам? Или кишки, что вываливались из раны в боку подобно змеям из корзины? Была лишь одно цель - засунуть их обратно и заштопать бок прямо так. До скрежета сжимая челюсть и забыв об обязанностях. Такой упрямый чтобы просто так уйти. Мёртвые не могут помочь живым. Кредо на ближайшие сутки, которое должно было помочь тебе выжить и ты выжил. Как и те, кого так же смогли спасти. Вот только штопать и дальше раненых тебе запретили одной фразой - профнепригоден.
Что делать тому, кто наконец получил свободу? Судьба явно болела за тебя, но у неё были свои планы, как у женщины которая обыгрывает тебя в покер. Ты вроде как и выигрываешь, но засмотревшись на вырез платья в итоге оказываешься проигравшим. Так и ты. Быть хорошим хирургом и дальше не вышло. Вернуться к родителям не хотел, потому что стать ещё большим позором было бы совсем по скотски. И ты выбрал просаживать деньги на жизнь, полную выпивки, секса и сигарет. Ну и убитых зеркал, в которых все так же царствовал серый цвет.
Когда дверь в квартиру открывается, ты даже не шевелишься, глядя на себя в зеркало в ванной. Скрывать, что трахался с мужиком? Зачем, к тому же он уже и сам попался, пытаясь вылезти в окно. И если ему не повезло быть усыпленным, то ты садишься в машину сам. Теперь уже точно полностью порвав с семьёй.

0

3

Особые приметы:
Вставать рано утром, в похмелье не самая лучшая идея. Ещё большая, увидеть в отражении своё зеркало и не справиться с приступом ярости, потому что никогда он не хотел жалеть себя и не хотел чтобы это делали другие. Но правда всегда смотрит на тебя пристально внимательно из затуманенного алым зеркала. Отсутствие глаза, шрамы через все лицо. К счастью она не настолько наглая, что бы показывать увечья на теле. Не такие страшные, но не становящиеся менее отвратительными. Их видно просто потому что высокий рост заставляет сгибаться пополам, чтобы облокотиться на раковину, отчего видно спину и бок, который был шит так же быстро, как и другие травмы на войне. Кто-то говорил, что надо бы избавиться от них, но руки не доходят.

0

4

Чудовище умерло; чудовище бессмертно. Его можно поймать; его не поймает никто и никогда. Охоться за ним хоть тысячу лет, оно всё равно избежит твоей хватки. его можно убить, раскромсать на части и рассовать по банкам с формалином, или разбросать по четырём сторонам света, но оно всё равно останется в одной десятитысячной дюйма от твоего поля зрения. И это будет всё тот же монстр, только с другим лицом. Я мог убить его, неважно, как. Я убью его в следующий раз, и потом, и снова, и у него каждый раз будет новое лицо, хотя монстр останется прежним. Монстр всегда остаётся прежним.

0

5

Синнистер Янг
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png
Sinnister Young

Возраст: 32 (09/09/1989);
Роль в постели: редкий универсал;

В Нефасе: с сентября 2020;
Каста: доктора;
Профессия: врач-хирург;
Уровень безумия: ира;
Сверхспособность: аналитизм;

Рост: 199 см;
Расположение клейма: под лопаткой;
Особые приметы: Вставать рано утром, в похмелье не самая лучшая идея. Ещё более идиотская, увидеть в зеркале свое отражение и не справиться с приступом ярости, потому что никогда не хотел жалеть себя и не хотел, чтобы это делали другие. Но правда всегда смотрит на тебя пристально и внимательно из, затуманенного алым, зеркала. Увечье глаза, шрамы через все лицо. К счастью она не настолько наглая, что бы показывать другие - на теле. Не такие страшные, но от этого не становящиеся менее отвратительными. Их видно просто потому, что высокий рост заставляет сгибаться пополам, чтобы облокотиться на раковину, отчего видно спину и бок, который был шит так же быстро, как и другие травмы на войне. Кто-то говорил, что надо бы избавиться от них, но руки не доходят.

Lupo by Banished-Shadowhttps://67.media.tumblr.com/a4aeed791be57867c3b90683d655ccbc/tumblr_o7a702ueDf1unnp9fo1_400.png

БИОГРАФИЯ ДО ЛЕПРОЗОРИЯ
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png

Что вы знаете о сером мире? Он серый потому, что на небе тучи, которые рваными полотнами закрывают, не менее серое небо. Мир, где хочется выблевать лёгкие, да и остальные органы тоже, просто потому, что ты понимаешь - играть в бога больше не выйдет. Трупы, трупы везде: на песке, на камнях и даже в воде. В голове все серое, потому что мыслей уже нет, только доведенные до автоматизма действия из-за которых хочется оторвать себе руки. Те самые, что обязаны спасать жизни здесь в самом Аду.  На передовой нет места ни чувствам, ни боли. Только музыка чужих криков тех, кто ещё на закате веселился и пил не самое лучшее, что есть. Серый мир, это то, куда ты попал по окончании медицинского училища. Просто оперировать людей, что спокойно лежат под наркозом на столе, было не интересно. Хотелось видеть агонии тех, кто точно обречен. Полевой врач, который должен зашивать тех, кого вытаскивали из-под тел других. А потом шитых-перешитых отправлять обратно в строй, или в пластиковый мешок. И ты делал это снова и снова, пока вокруг все не стало одноцветным, и даже кровь потеряла свою уникальность.
А когда-то хотел быть пианистом. Все хвалили длинные пальцы на ловких руках. Ты мог делать то, для чего другие когда-то давно носили растяжки на руках. Был любимым сыном, который бросил все и даже мечту и все ради того, чтобы сказать себе - Я могу. Я могу зашивать трупы, копаться в кишках и видеть обреченность в глазах тех, кого спасти не удалось.
Еще тридцать лет назад тебя не существовало, но так как Бог был занят, - да и человека он создал, - твоя тетка работала по несколько смен на дню, то пришлось рожать матери. Отец, который отработал свое девять месяцев назад, стоял рядом и глядел на того, кто должен был стать наследником семьи, провести ее в лучшее будущее, но в итоге оказался самым большим разочарованием. Пожалуй, это такой особо налаженный механизм судьбы, который срабатывает почти каждый раз, или дает сбой, потому что давным-давно тот, кто его делал, был пьян. Тут дела обстояли так же. Подростковый бунт и тщетные попытки удержать в узде, красное, в сполохах черного, рвущееся наружу, чувство под названием гнев. Оно заставляло выходить наружу то уродливое, низкое и самое опасное, что вложили в человека при его появлении на планете. Существо, мало походившее на кроткого и спокойного мальчишку, который по выходным играл на пианино всем знакомым семьи. Вишенкой на торте были мысли, такие маленькие паразиты, которые мучают тебя постоянно, и ты никак не можешь от них избавиться, потому что не видишь, нет. Как в анекдоте про сусликов. Они есть, но ты не видишь. И это заставляет закрыться, отгородиться от всего мира стеной, потому что не хочешь, чтобы родные заразились теми же паразитами, что и ты. Нет, сами по себе мысли не несут в себе зла, но и добра в них тоже нет. И когда желание побыть одному достигает своего апогея, то крепость рушиться, оставляя вокруг лишь поломанные кирпичи.
Попадая во внешний, неизолированный мир, из того, который был в детстве, забываешь, кем ты был. Замок из воздушных шариков лопается о суровую реальность, потому что никто и никогда не любит тех, кто отличается. И есть два выбора: идти дальше и не замечать, оставаясь изгоем; или дать пинка под зад обидчикам и стать тем, с кем будут считаться. Проще выбрать первое, но второе всегда несет больше пользы. Хочешь жить - умей вертеться. Тогда мир еще не похож на серое марево, а имеет множество оттенков и красок, как полотно сюрреалиста, что ты видел в одной из галерей. Он полон жизни и это разительно отличается от того, что было дома, куда ты возвращаешься по окончании обучения.
Когда же все пошло не так. Когда колесо твоей жизни сбилось с пути и перестало крутиться в нужном направлении? В тот день, когда выбрал не родительский путь? Или когда в очередной горячей точке, враг решил пренебречь всеми правилами, как гласными так и не гласными и разбомбить лазарет. Что ты помнишь о том времени? Боль, которая холодным свинцом растекалась по венам? Или кишки, что вываливались из раны в боку подобно змеям из корзины? Была лишь одно цель - засунуть их обратно и заштопать бок прямо так. До скрежета сжимая челюсть и забыв об обязанностях. Такой упрямый, чтобы просто так уйти. Мёртвые не могут помочь живым. Кредо на ближайшие сутки, которое должно было помочь тебе выжить, и ты выжил. Как и те, кого так же смогли спасти. Вот только штопать и дальше раненых тебе запретили одной фразой – проф. Не пригоден.
Что делать тому, кто, наконец, получил свободу? Судьба явно болела за тебя, но у неё были свои планы, как у женщины, которая обыгрывает тебя в покер. Вроде как, и выигрываешь, но засмотревшись на вырез платья, в итоге оказываешься проигравшим. Так и ты. Быть хорошим хирургом и дальше не вышло. Вернуться к родителям не хотел, потому что стать ещё большим позором было бы совсем по-скотски. И ты выбрал просаживать деньги на жизнь, полную выпивки, секса и сигарет. Ну и убитых зеркал, в которых все так же царствовал серый цвет.
Когда дверь в квартиру открывается, ты даже не шевелишься, глядя на себя в зеркало в ванной. Скрывать, что трахался с мужиком? Зачем, к тому же он уже и сам попался, пытаясь вылезти в окно. И если ему не повезло быть усыпленным, то ты садишься в машину сам. Теперь уже точно полностью порвав с семьёй.

ХАРАКТЕР
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png

Каждое утро я смотрю на себя в зеркало и вижу там тебя. Кривое, разрубленное на сотни кусков отражение. Что ты делал вчера? Что ты сделаешь сегодня? А завтра? Сколько еще я буду видеть это исполосованное зеркалом лицо?
Ты делаешь вид, что знаешь так много, но на самом деле не знаешь  ни черта. А я всего лишь маска, под которой глубоко внутри, в клетке, обмотанной цепями за тысячей замков, спрятано то, что в какой-то момент стало не важно. Не нужно. Холодная собранность снаружи и огненный, равный взрыву Везувия, смерч внутри. Ты разрываешь меня на части, возвращая в жизнь то, что я действительно хотел бы забыть.
Но за что я хочу сказать тебе спасибо, так это за то, что ты успеваешь спасти всех тех, кого не успеваю я. Я не опускаю рук, просто мне нужно больше времени на то, чтобы все продумать, а ты принимаешь решения моментально, думая о последствиях потом, когда все пройдет. Жить для тебя значит постоянно трахать каноны человечества снова и снова. Ломать спицы в, и без того кривых, колесах нашей судьбы и падать в обрыв. Безумец с холодными глазами, который на самом деле безумен на столько же, как и все человечество в целом.
И каждый раз, когда я хочу дать тебе по роже, я бью зеркало и понимаю, что я – это ты. Кровь течет из руки, но она не интересует меня, более интересны узоры, что расплываются по зеркалу паутиной трещин.
С холодной собранностью я кидаю испорченный предмет декора в коробку к собратьям по несчастью и достаю новое. Оно идеально, нет ни пятнышка. Только одно уродует его – ты. И снова кулак прилетает в зеркальную поверхность, которая с хрустом расползается паутиной.
Насколько вообще можно быть помешанным на себе, что не иметь интереса к окружению? И это даже не нарциссизм, скорее долбанная жалость к себе любимому, которую и себе показывать стыдно, не то что другим. Да и мир в какой-то момент стал до того серым, что скоро не останется контуров на полотне. Только один сплошной цвет остывшего асфальта.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

ПРОБНЫЙ ПОСТ
http://www.sidmen.com/storage/editor/line.png
ТЕМА ПРОБНОГО ПОСТА

ваш ответ

Как Вы нас нашли: спасибо божественной Фриде)

0

6

Пробыл на войне год, пока не списали по профнепригодности. Делали это люди, которые ни черта не смыслили в медицине, накупив себе дипломов. А сердце вопреки выданным справкам тащило назад. Не знал другой жизни, кроме как резать тех, кто почти лишился и зашивать тех, кто ещё мог послужить. Не замечал, что с каждым новым днём, проведенным на фронте становится безэмоциональной машиной, которая видит перед собой только цель. Действительно был проф.непригоден, только для нормальной жизни в обществе. Война дала цель, которой следовал бесприкословно и даже в какой-то момент, когда притащили пленных, штопал и их, потому что не важно кто, важно чтобы выжил, пускай даже через неделю получит пулю в лоб. Тогда уже это не его будут заботы, потому что и так сделал все, что мог.
Война отнимала краски жизни, выворачивая наружу внутренностями, играя в русскую рулетку и всегда выигрывая. Все же у неё всегда было больше опыта, чем у всех тех, кто осмеливался согласится на ее условия. И только редких смельчаков, безрассудных в своих действиях и тем примечательных, она оставляла в живых. Ей не нужны были ни героизм, ни самопожертвования. Их она ломала в первую очередь, перемалывая и выплевывая нелицеприятным комом мяса и крови. А если выживали, оставались немощными до самого конца своей неполноценной жизни.
Война была не чудовищем, но чудовищной машиной, которая всегда была рада тому, что ее по неосторожности своей завели. Она высилась над миром тенью не чёрной, но вполне себе осязаемой густой и вязкой массой, в которую всех кому не посчастливилось, затягивало огромными клешнями. Мужчины, женщины, дети. Ей было все равно на равенство и не равенство полов и то, что дети - непорочные и невинные существа.
Люди винили друг друга, но нужно было винить самих себя в том, что не могут остановиться. Он винил себя за то, что был слаб, что когда нужно было спасать лазареты, спасал себя, оправдываясь тем, что с раной в боку, через которую высыпались внутренние органы, не смог бы помочь никому, а потом стало поздно. А затем все равно. И он не мог сломать Машину, хотя и не прочь был попробовать. Но кто станет слушать голос одного, когда вокруг кричат другие?
Причины были у всех разные: корысть, желание защитить близких, Родину. Но этим умело пользовались, потому что человеческий страх лучшее оружие. И теперь не осталось никого, кто хотел бы "Победить не побеждая", делали потому что "Убивай или будешь убит", причём мог бы быть убит своими же за дезертирство. Мудрость, написанная тысячелетия назад сейчас применялась только для словесных баталий ради достижения бизнес-целей.
Война была чудовищной машиной, которая рыла землю, вгрызаясь так глубоко и часто, что нельзя было пройти не упав в яму. То, что там видели, зависило от самого человека, но в общем целом оьнаруживались внутренности планеты, щедро сдобренные приправами из перемолотых костей и залитые соусом из крови. Главное блюдо - мясо по-человечески в собственном соку.
В какой-то момент он просто нажрался столько, что не лезло в глотку, а выблевывалось обратно. С легкими и желудком. Кишками, что лезли из той самой раны, сердцем, большим похожим на уголь. И рядом были такие же, кто уже просто не мог принять больше и им тогда, как уткам для Фуагра, насильно впихивали, чтобы потом так же проглотить и выплюнуть. Жри, молчи и сражайся. Его же хоть и оставили в покое, но послевкусие осталось. Медно-соленое и приторно-сладкое. До судорог в отрезанной наполовину руке. До скрежета зубов, когда видел жалость в чужих глазах. Хотелось убивать людей просто потому, что он не заслуживал такого обращения. А в оправдание то, что "Война меняет людей" и вообще "пост травматический синдром". На самом деле нет. Им просто показывали, как одни ненавидят других. Причины при этом не важны. Важно только то, что здесь и сейчас каждый получит то что заслужил. При этом судить "без вины виноватых" берутся те, кто "Бог весть".
Война она как Смерть, приходит тогда, когда не звали. Тихо так, внезапно и не предупреждая, потому что ей так хочется. Как любовница, которая вроде как и хотела заскочить, но выбрала для этого не самый лучший момент, встретившись у порога с женой, что звали Смерть. И вот они стоят перед тобой и ты понимаешь, что сейчас у тебя будет самый лучший секс в жизни, но последний. Ты думаешь, что он того стоит, но на самом деле ничего нового не получаешь. Смерть уходит к следующему, потому что у неё гарем из таких, как ты, а Война - шлюха и она идёт к любому, кто готов заплатить. И в конце концов, перед самым уходом, ты понимаешь, что эти двое - любовницы, которым ты нафиг не сдался, поэтому они и избавляются от тех, кто в этом мире лишний.
После марафона этих двоих не остаётся толком ничего. Люди учатся жить заново, потеряв все, что имели. Он тоже учился на самом деле теперь никому и не для чего ненужный. Но ведь служил, а значит как вечное напоминание теперь будут отчисления, которые не вернут ему потерянных ни руки ни глаза. Ему посчастливилось переспать только с одной, но взамен она взяла его руку, сказав, что он больше не сможет спасать, так как они этого не стоят. И взяла глаз потому что он с ним был слеп наполовину, а так хоть стал зрячим полностью. Она ушла, напоследок сказав, что если он захочет, то придёт к нему снова, но тогда придёт не одна, потому что в их случае "Повторение не мать учения", а "Дважды в одну реку не пронесет".
- Здравствуй, Дорогая, - говорит он, когда на горизонте вспыхивает зарево артелерийного огня, а в дверь стучаться до боли знакомые руки. Она действительно вернулась и как обещала - не одна.

0

7

Когда в комнате было темно, мир становился черным. Таким же бесцветным, лишь на несколько градаций темнее, похожий на вязкую колышущуюся субстанцию, которая хочет поглотить тебя и больше никогда не выпускать. Перепачкать лицо, волосы, одежду и въесться так, что больше никогда не ототрешь. Вернувшись домой, еще в прихожей сбросил пальто с плеч. Оно было тяжелым из-за дождя, что застал непосредственно перед приходом домой. Противное на ощупь и имеющее теперь вид половой тряпки, от которой хотелось избавиться быстрее.
Следом за пальто была рубашка, чьи рукава за рабочий день испачкались в крови. Даже там, где человеческая жизнь полностью теряла всякий смысл, он стремился ее спасать, не всегда отдавая себе отчет в том, зачем это делает. Ирония судьбы или кара небесная? Скорее надуманные причины и отговорки и очередная попытка доказать себе, что он лучше других, просто потому что дошел до точки, когда ненависть к себе перекрывает ненависть ко всему миру. От нее хочется лезть на стену, выворачивать руки и смотреть, как пальцы в очередной раз кривятся под неестественным углом судорог и боли. Наигранной, фантомной, которая преследует вот уже несколько лет.
За рубашкой идут брюки, снять которые через ботинки задача не из легких, поэтому он избавляется от всего, что мешает. Следовало бы свернуть по дороге в душ, но настроение такое, что впору держаться подальше. А самому застрелиться. Но обычно люди делятся на два типа: те, кто не боится смерти, но трусит жить, и делает шаг из окна; и те, кто по трусости своей не может сделать того, о чем кричит на каждом углу. И это, пожалуй, одно из самых худших чувств, которые он испытывал по отношению к себе. Хуже даже жалости, которая, бывало, накатывала вместе с лишним стаканом виски. Или как сейчас, когда вокруг лишь пустая квартира и никого больше вокруг.
Когда он дошел до зеркала, что дырой зияло в углу спальни, то был уже полностью нагой. Только волосы рваным шелковым полотном спадали на плечи. Избавился даже от повязки на глазу, которую носил только для того, чтобы предотвратить еще большие повреждения. Мало кто знал, но он был зряч на оба глаза, но слишком близкое расположение раны к роговице заставляло скрывать второй глаз, который видел не так чтобы хорошо, но все же видел.
И даже сейчас он не собирался быть честным с собой, принимая отражения в зеркале за собеседника, от чьего вида мутило не хуже паленой водяры. Ненависть к себе была похожа на тот самый мрак, который тянет к тебе руки из-под кровати по ночам, собираясь утащить в пучину отчаянной злости. Выплеснуть ее на себя не представлялось возможным,  - потому что он всегда был трусом, который не может наложить на себя руки, - на других тоже, потому что ярких людей в сером мире было слишком мало, чтобы ими жертвовать. Приступы безумия каждую ночь так же не давали ей выхода, потому что на утро в голове роились все те же мысли. Возможно, из-за них и был похож на статую, которую мастер забыл или не захотел закончить, оставляя грубые не дошлифованные шрамы и грубо высеченные волосы.
Когда же это началось? Когда оставаясь один на один с собой, он начал испытывать такое отвращение к себе? Ах да, когда сидел на комиссии, что решала дальнейшую судьбу. Фальшивые улыбки, за которыми скорее сидел змей из Эдемского сада, чем реальные чувства. Когда человеку очень долго что-то вдалбливают в голову, он начинает верить в то, что это правда. И он поверил. Возможно из-за ПТС, а может быть потому, что всегда был слабым, не готовым выйти в мир, который был ему на самом деле нужен. Но его всегда спасало самовнушение, потому что оно на столько же сильно, как и внушение со стороны. И только оставаясь один, без поддержки, разговоров, пьющий ведрами ром, он начинал ебать свой собственный мозг, потому что никак не мог выплеснуть накопившуюся злость и яд на самого себя.
Он знал, что с отражением нельзя ничего сделать, но руки сами легли на шею, сдавили.

0

8

http://images.forwallpaper.com/files/images/9/9501/950108a8/109476/bob-paige-office-deus-ex-human-revolution.jpg

(We will be, we will be)
Underneath the cyanide sun.
--

Место действия: квартира Синнистера.

Время и дата:
Июнь. 9. 2021. Вечер.

Участники и очередность:
Ян\Фрида

0

9

[audio]http://pleer.com/tracks/5859932Kjne[/audio]

Пробыл на войне год, пока не списали по профнепригодности. Делали это люди, которые ни черта не смыслили в медицине, накупив себе дипломов. А сердце вопреки выданным справкам тащило назад. Не знал другой жизни, кроме как резать тех, кто почти лишился, и зашивать тех, кто ещё мог послужить. Не замечал, что с каждым новым днём, проведенным на фронте становится без эмоциональной машиной, которая видит перед собой только цель. Действительно был проф. непригоден, только не для службы, а для нормальной жизни в обществе. Война дала цель, которой следовал беспрекословно и даже в какой-то момент, когда притащили пленных, штопал и их, потому что неважно кто, важно чтобы выжил, пускай даже через неделю получит пулю в лоб. Тогда уже это не его будут заботы, потому что и так сделал все, что мог.
Война отнимала краски жизни, выворачивая наружу внутренностями, играя в русскую рулетку и всегда выигрывая. Все же у неё всегда было больше опыта, чем у всех тех, кто осмеливался согласиться на ее условия. И только редких смельчаков, безрассудных в своих действиях и тем примечательных, она оставляла в живых. Ей не нужны были ни героизм, ни самопожертвования. Их она ломала в первую очередь, перемалывая и выплевывая нелицеприятным комом мяса и крови. А если выживали, оставались немощными до самого конца своей неполноценной жизни.
Война была не чудовищем, но чудовищной машиной, которая всегда была рада тому, что ее по неосторожности своей завели. Она высилась над миром тенью не чёрной, но вполне себе осязаемой густой и вязкой массой, в которую всех кому не посчастливилось, затягивало огромными клешнями. Мужчины, женщины, мужья, жены, дочери и сыновья. Ей было все равно на равенство и не равенство полов и то, что дети - непорочные и невинные существа.
Люди винили друг друга, но нужно было винить самих себя в том, что не могут остановиться. Он винил себя за то, что был, слаб, что когда нужно было спасать лазареты, спасал себя, оправдываясь тем, что с раной в боку, через которую высыпались внутренние органы, не смог бы помочь никому. Потом стало поздно. А затем все равно. И он не мог сломать Машину, хотя и не прочь был попробовать. Но кто станет слушать голос одного, когда вокруг кричат другие?
Причины были, и у всех разные: корысть, желание защитить близких, Родину. Но этим умело пользовались, потому что человеческий страх лучшее оружие массового поражения. И теперь не осталось никого, кто хотел бы "Победить не побеждая", делали потому что "Убивай или будешь убит", причём мог бы быть убит своими же за дезертирство. Мудрость, написанная тысячелетия назад сейчас применялась только для словесных баталий ради достижения бизнес-целей.
Война была чудовищной машиной, которая рыла землю, вгрызаясь так глубоко и часто, что нельзя было пройти, не упав в яму. То, что там видели, зависело от самого человека, но в общем целом обнаруживались внутренности планеты, щедро сдобренные приправами из перемолотых костей и залитые соусом из крови. Главное блюдо - мясо по-человечески в собственном соку.
В какой-то момент он просто нажрался столько, что не лезло в глотку, а выблевывалось обратно. С легкими и желудком. Кишками, что лезли из той самой раны, и сердцем, большим похожим на кусок угля. А рядом были такие же, кто уже просто не мог принять больше и им тогда, как уткам для Фуа-гра, насильно впихивали, чтобы потом так же проглотить и выплюнуть. Жри, молчи и сражайся. Его же хоть и оставили в покое, но послевкусие осталось. Медно-соленое и приторно-сладкое. До судорог в отрезанной наполовину руке. До скрежета зубов, когда видел жалость в чужих глазах. Хотелось убивать людей просто потому, что он не заслуживал такого обращения. А в оправдание то, что "Война меняет людей" и вообще "Посттравматический синдром". На самом деле нет. Им просто показывали, как одни ненавидят других. Причины при этом не важны. Важно только то, что здесь и сейчас каждый получит то, что заслужил. При этом судить "Без вины виноватых" берутся те, кто "Бог весть".
Война она как Смерть, приходит тогда, когда не звали. Тихо так, внезапно и не предупреждая, потому что ей так хочется. Как любовница, которая, вроде как, и хотела заскочить, но выбрала для этого не самый лучший момент, встретившись у порога с женой, что звали Смерть. И вот они стоят перед тобой, и ты понимаешь, что сейчас у тебя будет самый лучший секс в жизни, но последний. Ты думаешь, что он того стоит, но на самом деле ничего нового не получаешь. Смерть уходит к следующему, потому что у неё гарем из таких, как ты, а Война - шлюха и она идёт к любому, кто готов заплатить. И, в конце концов, перед самым уходом, до тебя доходит одна простая истина, что эти двое - любовницы, которым ты нафиг не сдался, поэтому они и избавляются от тех, кто в этом мире лишний, таких, как ты.
После марафона этих двоих не остаётся толком ничего. Люди учатся жить заново, потеряв все, что имели. Он тоже учился, хоть и был на самом деле теперь никому и не для чего ненужный. Но ведь служил, а значит, как вечное напоминание, теперь будут отчисления, которые не вернут ему, ни потерянной руки, ни глаза. Ему посчастливилось переспать только с одной, но взамен она взяла его руку, сказав, что он больше не сможет спасать людей, так как они этого не стоят. И взяла глаз, потому что он с ним был слеп наполовину, а так хоть стал зрячим полностью. Она ушла, напоследок сказав, что если он захочет, то придёт к нему снова, но тогда придёт не одна, потому что в их случае "Повторение не мать учения", а "Дважды в одну реку не пронесет".
Больше нет войны; война есть всегда. Ее можно остановить; ее никто и никогда не остановит. Кричи о мире хоть тысячу лет, будь тем, за кем идут в гармонии и спокойствии, но всегда она где-то рядом. И это будет все тоже чудовище, с теми же последствиями, не важно, что ты делаешь и как относишься. Ты можешь избежать ее единожды, дважды, трижды, но каждый раз она будет в одной десятитысячной дюйма от тебя, поджидать и ставить ловушку, чтобы, в конце концов, именно ты угодил в ее мясорубку. Война… она никогда не меняется.
- Здравствуй, Дорогая, - говорит он, когда на горизонте вспыхивает зарево артиллерийского огня, а в дверь стучаться до боли знакомые руки. Она действительно вернулась и как обещала - не одна.

0


Вы здесь » Portas Inferi » Все о Нас » Sinnister Young